Фея прифронтовых городов: подававшая большие надежды москвичка оставила столицу, чтобы стать сестрой милосердия в Донбассе

Зачем это ей?

И кого она спасает?

Среди густого мистического тумана неоном светится надпись: «Мелитополь». Такую встретишь в любом городе, типа «Я люблю…», а потом название города. Тут она в виде черешни — символа этого Запорожского края. Как только Мелитополь освободили от ВСУ, так черешня глянцевым пурпуром и хлынула на наши рынки. От мыслей о сочной черешне в декабре меня отвлекают:

— Юля-я-я!

Будто Ежик в тумане зовет Лошадку. Вдруг из этой молочной пелены показывается Ирина. На голове — белый плат с красным крестом сестры милосердия, на плечах — голубая вязаная шаль. И смотрится она в этом тумане так же экзотично, как неоновая вывеска с ягодами черешни. Особенно когда садится за руль. Таких сестер милосердия я еще точно не видела!

«БАТОН Я ДРУГОЙ ПРОСИЛА!»
Держим путь на Токмак. Фронт ушел не слишком далеко. Этот город, где сходятся дороги на Мелитополь и Бердянск, ВСУ сдали в марте 2022 года без боя. Но от прилетов это не спасло. Отступили и давай лупить «Хаймарсами» по тем, с кем вчера еще хлеб-соль делили.

— Тут полно больных, беспомощных людей, которым некому даже еды принести. Дети зачастую уехали на Украину, общаться боятся — вдруг СБУ запишут в шпионы.

Однажды пришли к такому мужчине, а у него кирпич на плите греется. Это и весь источник тепла. Живет в гараже, потому что едва передвигается — вес за 130 кг. Он вообще сначала никого не хотел видеть, а мы еды ему принесли, чайник согрели, прибрались немного, он и оттаял. Сейчас в больницу определили, — Ира уверенно ведет машину сквозь туман и посвящает меня в курс событий.

Вот для этого тут и находится Патриаршая гуманитарная миссия. Добровольцы приезжают со всей России, чтобы выносить судна в больнице, утеплять окна беспомощным старикам, приносить им еду, решать кучу вопросов — от восстановления документов до бритья и купания немощных инвалидов.

Ира — коренная москвичка, за плечами — две вышки — педагог и юрист, работа над диссертацией. А потом личная жизнь так сложилась, что пришлось бросить науку и устроиться в соцслужбу. Московские бабушки были разные. Кто-то носом крутил — просили же принести «Коломенский» батон — и катали жалобы в департамент. А знакомые ахали: «Ирка! Неужели это ты?! Ты же подавала такие надежды!»

Я ВЫЖИЛА… ВЫЖИВЕТЕ И ВЫ!
В ковид она свалилась и думала: конец. Ковидный госпиталь, больничный в 101 день, когда даже повернуться без помощи волонтеров не получалось!

— И вот тут я поняла, чего хочу. Помогать больным людям. Знаешь, я ведь в юности поступила в медучилище. Но не смогла лягушку резать, да и прогуливала много — отчислили. А Господь меня вернул в медицину, я сейчас учусь на медсестру. В 46 лет! — смеется Ирина.

Едва оправившись, она вернулась в ковидный госпиталь опять, но уже волонтером. Меняла подгузники, кормила больных и повторяла: «Посмотрите на меня! Я почти умирала, но вот выжила! И вы выживете!» Ее пример лучше любых слов ставил на ноги пациентов.

А потом окончила курсы сестер милосердия при Больнице Святителя Алексия в Москве и с Патриаршей миссией рванула в Донбасс.

— Помню, как одна женщина там услышала мой московский говор, прижала меня к себе: «Русские пришли! Я знала, что вы нас не бросите», — улыбается Ира.

Мариуполь едва освободили, во дворах щетинились крестами могилы, воды не было, электричество в больнице, где они работали, от генераторов, а из помощников — пленные вэсэушники. Вот они, брошенные украинским командованием, и таскали трупы.

— Нас на курсах сестер милосердия учили, как обращаться с кроватями-трансформерами, а тут хорошо если вообще была хоть какая кровать. Раненых везли отовсюду. Они лежали на полу, в коридорах и даже на лестницах. Еду готовили на кострах, посуду драили песком, — вспоминает Ирина. — А жили при храме.

При этом именно тут она впервые почувствовала, что счастлива, а ее жизнь наконец стала настоящей.

После Мариуполя были больницы Донецка, Херсонщины, Запорожья. Сейчас — в Токмаке, а где завтра — только Богу известно.

ТИБЕТ ПО-ДОНБАССКИ
Компания у Иры подобралась колоритная, причем большинство — москвичи. Смеюсь: это же надо было мне приехать из столицы в прифронтовой городок, чтобы оказаться в компании трех москвичей!

Рыжий, с кроткой улыбкой Филипп — математик. Жил в Израиле полгода, но понял — не его. И вот иудей помогает восстанавливать разрушенные украинскими «Хаймарсами» православные монастыри, уже в четвертый раз приезжает в Новороссию вместе с Патриаршей миссией. А между вахтами репетиторствует, натаскивает московских студентов в формулах и теоремах. В отличие от неумолкающей Иры, Филипп — молчун. Это от нее я узнаю, что наш математик работал на восстановлении в Никольском, Касперовском, Иверском монастырях, был санитаром в больницах Донецка, Луганска, Белгорода.

— А разве можно остаться в стороне? — как истинный еврей лаконично отвечает вопросом на вопрос, почему он тут.

Кстати, Патриаршая миссия — это не значит, что принимают сюда только верующих. Приезжают помогать все — ищущие, сомневающиеся, атеисты.

У еще одной москвички — Елены тяжело болела и уходила мама. Вот, чтобы заглушить боль от потери, женщина и пришла в Донбасс.

— Получаю небольшую пенсию. Оказалось, человеку немного надо. Да, зарплата нам не положена, мы — волонтеры, но получаю я тут куда больше. Когда видишь столько человеческой боли, забываешь о своей, — признается Елена.

Еще в команде луганчанин Сергей — бывший штурмовик. Ему — 27, а на вид не больше восемнадцати. Он это чувствует и напускает на себя суровый вид. Воевал с 2018 года. Прошел почти все кипящие котлы в степях Донбасса. После ранений комиссован, но ему тяжело найти себя в мирной жизни.

— Сдал свою хату в Луганске, пенсию получаю по ранению. Мне хватает. И тут я при деле, — поясняет он.

Слушая их истории, вдруг понимаю, что мой Донбасс исцеляет. Прикладывают его к тоскующей душе, как подорожник, и луганчанин- штурмовик, и математик-иудей, и москвичка — несостоявшийся ученый. Здесь теперь находят смыслы, как раньше искали в каком-нибудь Тибете. Волонтеры помогают Донбассу, а он, как разумный Солярис, помогает им.

— Сейчас модно путешествовать. Поехал человек в Японию. Увидел сакуру или музей гейш. Вроде и перезагрузка, но хватает ненадолго. У наших же добровольцев идет настоящая переоценка ценностей. Люди после Донбасса меняют свою судьбу. Кто-то детей усыновляет, кто-то семью создает. Вот есть у нас координатор волонтеров Лариса. Она — химик, кандидат наук. Рассчиталась с прежней работой и теперь у нее — служение в Скадовске: ухаживает за бабушками, инвалидами и одинокими алкоголиками, — подтверждает мои мысли Ирина.

«ПОПЕЙТЕ СО МНОЙ ЧАЙКУ!»
Это принцип миссии — помогать всем. Не судить, почему человек оказался один, без документов и крыши над головой, а дать ему тарелку горячего супа, выкупать, возможно, впервые за много месяцев, просто выслушать. Делать, что можешь, это лучше, чем не делать ничего. А если помогать только ангелам, окажется, что помогать некому.

На одном из адресов в Токмаке бабушка берет меня за руку и умоляюще просит: «Поговорите со мной, давайте чаю выпьем». А давайте!

Мою покрытые паутиной и пылью чашки, которые долгие годы стоят без дела. И устраиваем чаепитие с конфетами, их привезли волонтеры. А в это время Филипп вставляет бабушке Люде зимние рамы, прокладывает внутри ватой, становится уютно и тепло. Тут хоть и юг, но зимы сырые, промозглые.

И вот на столе чай в сервизе из советского прошлого. Пожелтевшая газетка на столе. Цветущий декабрист на подоконнике. Когда-то у его хозяйки была большая семья, сама она работала детской медсестрой, теперь ей 87, а из близких — такая же древняя соседка. Все в прошлом — и работа, и семья, где ушли один за одним родственники, а потому чаепитие с нами для нее целое событие.

На следующем адресе нас ждет разочарование. Мы несем продукты старушке, которую регулярно бьет любимый сын. Но избушка закрыта и признаков жизни нет. Только голодный котик встречает нас жалобным мяуканьем. Для таких у Иры всегда в багажнике мешочек с кормом.

Едем в больницу к великану, которого вчера госпитализировали. Константин тяжело болен, огромный живот не дает ему встать без помощи. Даже дойти в туалет он сам не может. А сестра в отделении одна, в ней самой килограммов 50, ей такого не повернуть.

Больница старая, коляска с Костей не проедет в проем туалета. И тут — либо памперсы нужны, либо — прикроватный горшок. Рассчитывать не на кого — родных у Кости нет, а значит, все ложится на плечи волонтеров.

— По опыту скажу. Одинокие мужчины быстрее опускают руки. Женщины дольше карабкаются, до последнего держат себя и дом в чистоте. Даже дряхлые бабушки! Мы вчера убрали немного у Кости, но там так запущено… — признается Ирина.

ДЕТИ «ПРОКИСШЕЙ ОБЩАГИ»
Вечером топаем в общагу. Я и не думала, что такие бывают. Запах кислого борща и безнадеги. С потолка — гроздьями колготки, трусы, штаны. Душевых тут и вовсе нет. «Есть мыска! Нагрел воды, обмылся, да и все», — объясняет нам какой-то всклокоченный мужик. Когда-то тут был монастырь, в войну с немцами — госпиталь. Вот ремонта, похоже, не было с тех пор. Общага признана аварийной, жильцов ждет расселение, но когда и куда — пока неизвестно. Да и они не хотят — привыкли уже.

Тут живет семья с двумя детьми. Папа выпивает, гоняет маму, а пацанята все это видят. Принести им еды — несложно, но это ничего не изменит. Ира предлагает позаниматься с детьми после уроков, может, удастся показать им другую жизнь и вырвать из этой прокисшей общаги. Мама вроде согласна, а пацанята пугаются — это еще зачем? Дали конфет и ступайте.

Батюшка выделил волонтерам гостевую комнату при храме, да еще и кормит. Меня же на ночлег определяют в монастырь Амвросия Оптинского.

— Хочешь повидать тех, кого я по кусочкам собрала в 2022-м? Кто умирал в подвалах, кто остался без документов, с обморожениями? Тогда двигаем в Мариуполь, — предлагает мне Ирина с утра.

НУЛЕВАЯ ПАЛАТА
В Мариуполь приезжаем уже затемно. Но не отказываемся от идеи вывезти на море подопечного Иры Тимофея. Живет он в доме-интернате. У парня нет обеих ног ниже колен и всех пальцев рук. Тем, что уцелело, он ловко накидывает куртку и даже закуривает. Ноги и руки отморозил в подвале Авдеевки. Как сам не замерз, контуженный и раненный, до сих пор не понимает.

Грузим Тимофея в машину и едем к морю.

— Как же ты в Авдеевке оставался? — я так рада встретить земляка, что незаметно перехожу на «ты».

— А куда было ехать? — закуривает он.

— Ты вопрос не так ставишь. Не куда, а откуда. Там же ад творился…

Маму Тимофея принудительно вывезли на Украину. Отчитались, типа эвакуация. Там она и умерла через несколько дней. Где могила, неизвестно. Но говорить об этом сейчас Тимофею больно. Лучше смотреть на море и пить чай. Такая прогулка для него роскошь, на коляске он курсирует только по двору интерната.

— Тимофей был в страшном состоянии, когда его привезли в Донецк. Конечности уже мумифицировались. Их ампутировали. Документов не было. Пришлось нам побегать по инстанциям — теперь у него и паспорт, и СНИЛС, и ИНН. Нужно протезироваться, — рассказывает Ира, вручая ему на прощание коробку с пиццей.

В больнице Мариуполя нас ждут Виталик и Андрей. Один — всегда лежит в позе эмбриона. Я поначалу предположила, что у него нет ног. Это последствия двух инсультов. Другой — тоже лежачий, а после контузий еще и проблемы с психикой.

— Выхаживала в 2022-м обоих. Родни у них нет. Вот и живут в нулевой палате — для брошенных, никому ненужных. Тут их уже столько сменилось, многие померли, а мои держатся. Не могу их бросить… — Ира выкладывает на тумбочку гостинцы — апельсины, сок, печенье. А еще — все для бритья и купания.

Сегодня бедолаг ждет преображение. Надеваем на Виталика шляпу Незнайки — приспособление для бритья лежачих больных, чтобы волосы не попадали на постель. Я надуваю специальную ванночку, чтобы вымыть ему голову. А вот горячую воду приходится поискать, в кране — только холодная. Но в Донецке и такой нет. Выручает санитарка — дает таз с горяченькой, ей тоже выгодно, чтобы пациентов кто-то вымыл, рук на всех не хватает.

— Это тяжело, когда человека обтирают только влажными салфетками. Вода смывает не только грязь, но даже уныние, — она орудует сначала ножницами, затем бритвой и триммером. И вдруг я обнаруживаю, что у Виталика на щеках есть ямочки!

— Вот так становятся Аленделонами. А чтобы ты не мерз, подарю тебе пуховый платок! — Ира отмывает шампунем и укутывает ажурной шалью стриженую голову Виталика. У того в глазах блестят слезы. Может, вспомнил детство?

Чистим мальчикам мандарины, палата наполняется запахом Нового года, ненадолго вытесняя больничные ароматы.

Присоединиться к Патриаршей гуманитарной миссии можно, позвонив по телефону 8-800-70-70-222 или на нашем сайте.

КСТАТИ

Сейчас для Патриаршей гуманитарной миссии наступает особая пора — период оливье и корпоративов, когда народ не слишком стремится куда-то ехать помогать. А в праздники каждый беспомощный, больной человек чувствует себя особенно одиноко и потерянно. Может, вы и есть тот волшебник, пусть без голубого вертолета и кино, который может малым участием скрасить чью-то жизнь?

Встреча

Самый добрый санитар Миша

С Мишей Рязанцевым мы встретились возле Мариупольского драмтеатра. На площади перед ним наряжают елку. Красный пластиковый шар отрывается от гирлянды, которую натягивают рабочие, и катится к моим ногам. Беру его в руки и переношусь в 2022-й. Тогда тут, на «Азовстали», еще сидели нацики, а мы с волонтерами каждый день мотались сюда с мешками помощи. Как-то я оказалась возле обугленного драмтеатра, и к моим ногам вот так же ветром выкатило елочный шарик. Я ходила по разрушенному, продуваемому ветрами театру, где чудом уцелели четыре зеркала у входа. Это были свидетели, которые все видели, но рассказать не могли.

— Сегодня здесь все иначе. Театр восстановили! Скульптуры над входом. Он даже краше стал. Скоро на премьеру пойдем, — говорит Миша.

Мама Миши умирала в 2022-м у него на руках. У нее были проблемы с сосудами, ампутирована нога. Миша ухаживал за ней и за всеми, кто был в палате. Там тогда лежали вперемешку — женщины, мужчины. Миша оказался идеальной няней. Без тени брезгливости выносил судна, взбивал подушки, бегал за водой.

— Когда его мама начала уходить, Миша сидел рядом и плакал. Он нас просил только сбегать, найти белую косынку. Мама так просила. Живой я ее уже не застала, — вспоминает Ирина, знакомство с которой изменило судьбу Миши.

Раньше он работал охранником в ювелирке, потом — на «Азовстали». А теперь — санитаром в больнице, где умерла его мама. Делает все — тягает носилки, меняет подгузники, вымывает чужую кровь, кормит и купает… Медсестры и больные его называют «наш самый добрый санитар». Он и впрямь — как большой добрый медведь.

— Я вам передать не могу, каким счастливым себя чувствую даже после тяжелой смены. Физически устаешь страшно. Но такой моральной отдачи нигде больше нет, — признается он.

Источник: Комсомольская правда

Текст: Юлия АНДРИЕНКО